За что Эд любил именно эту гостиницу? За то, что её хозяин - человек настолько флегматичным и ко всему привычный, что, заявись он даже не в крови и со свертком с братом, а с ампутированной рукой и мешком трупов, этот старичок только вежливо бы поинтересовался, вызвали ли уже скорую и не отправить посыльного на кладбище. Причём даже улыбку не уберёт. Говорят, у него и какое-то мафиозное семейство в полном составе собралось - а ему всё ни по чём. Золотой человек, хотя обычно Эда это немного не мало раздражало, но нередко и его спасало. Вот и сейчас: вскользь оглядев внешний вид Элриков, кого другого бы заставивший спать в глубокий шок, он только кивнул и сразу протянул постоянному клиенту ключ от его номера, таки алхимик тут уже давно останавливается.
Подцепив ключик с морщинистой ладони, Элрик устало, но всё же благодарно улыбнулся и кивнул старичку, который в ответ лишь пожал плечами, дескать, всё для вас за ваши деньги.
В коридоре было светло и пусто: разумеется, все туристы давно разбежались глядеть на вечерний Централ, а здешние уже спят после трудного рабочего дня. Правда, алхимику пришлось чуть прищуриться: после тёмной, мало освещённой улицы гостиница казалась чрезмерно яркой. Побыстрее дойдя до своего номера, Эдвард неуклюже отпер дверь и толкнул её ногой. Внутри (ожидаемо) было тёмно, но парень не торопился включать свет. Сначала он просто вдохнул запах - какой-никакой, пусть и временный, но всё же дом. Правда, затем он понял, что у него опять от усталости дрожат руки (одна вдобавок ещё и позвякивает), поэтому Эд почти подбежал к кровати и аккуратно, но быстро положил на неё брата. Потянулся до хруста в косточках, а затем развернул брата, как последнюю шаурму подарок на праздник; затем, памятуя о его восприимчивости к холоду, мгновенно переложил его под мягкое одеяло. С удивлением юноша понял, что не хотел отпускать закутанного Альфонса вовсе не из-за добрый чувств, а потому, что он был в сладостном, невероятном, манящем одеяле...
Но ему пока не надо спать. Для начала, надо вымыть голову - и так три дня уже прошло, лишь бы кровь вымылась, а то кто ж её знает, может быть, её теперь только стрижкой вылечить предстоит.
Отогнав неприятные мысли, юноша на скорую руку разделся и бросил куртку и штаны на кресло - их-то уже точно не спасти, только алхимией разве что, но ему сейчас не до того, да и силёнок не хватит.
Ванная встретила его холодным, чуть синеватым светом, отражённым от белого кафеля. Элрик остановился на пару секунд, а затем, сняв с себя последний остававшийся на нем предмет одежды, залез в душ. Холодная вода ударился по уставшим мышцам, и Эд простоял так, просто наслаждаясь ощущением бегущих по телу струек воды, не меньше пяти минут, объясняя такую ленность себе тем, что он якобы давал волосам отмокнуть. Затем, вспомнив всё же о цели прихода, как следует вымыл голову. Невероятно удивился, что всё-таки кровь смылась, потому как надежда была уже потеряна.
В итоге, вся эта процедура заняла минут десять от силы - и вот Эд уже выходит в темноту их небольшого номера, вытирая волосы белым, фирменным полотенцем этой гостиницы. За окном то и дело проезжают машины: как-никак, оживлённая улица в конце дня. Фары иногда светили в окна (всё же, номер на первом этаже), освещая его жёлтым светом; над городом же посверкивала луна, добавляя свой белый, расслабленный свет.
Идиллия. Впервые - спокойная, неторопливая идиллия наступила в жизни Эда. И ничего ему не надо, ни-че-го больше.
Правда, живот тут же сие опроверг: ещё как надо! Ел-то ты в последний раз половину половины бутерброда, так что сначала наполняешь меня, а потом уже наслаждаешься новоприобретённой счастливой жизнью после смерти. Чёрт, как точно сказано. И не зря какая-то там религия твердила про загробный мир: юноша - живое подтверждение всей этой чепухе.
Тьфу, Эд, ты сбился с мысли. Ты хотел есть, и хватит пороть всякую религиозную чушь.
Элрик кивнул этому короткому мысленному разговору с самим собой и повернулся к кровати. Под ней, чудеснейшим предметом всего Централа, обретался чемодан, а в чемодане когда-то, кажется, лежали какие-то припасы. Выдвинув и отперев его, юноша, переворошив одежду, бинты и мелкие важности, обнаружил полпачки уже чёрствого печенья, медленно умирающий бутерброд и какой-то фрукт - вроде, груша. Не густо, это правда, тем более, что бутер был сразу же отброшен куда подальше. Плод тоже выглядел как-то подозрительно, так что юноша решил оставить его на потом - мало ли, вдруг червивый. Пришлось есть печенье, делать-то больше было нечего.
Впрочем, еле-еле съев три штуке, Эд понял, что намучился достаточно, ибо желудок перестал гудеть - то ли в обморок от шока упал - его же такой дрянью накормили! - то ли реально наелся, пусть и дрянью. Так или иначе, теперь Эдвард вполне мог отправиться в больницу, отнести туда Альфа...
Ага, конечно. Мечтай-мечтай. Юноша понял, что у него слипаются глаза; поднявшись же обнаружил, что его "слегка" качает. В таком состоянии он никуда не дойдёт, тем более в такую темень, тем более с Альфом.
- Ну, три дня жив, потерпит и до завтра... - пробурчал Эд, а затем упал на ложе рядом с братом. Последнее, что он различил перед тем, как дрёма его накрыла окончательно и бесповоротно, была головка братца.
Как в детстве.
Уже посапывая, Эд перевернулся на спину и устроил руку на животе - просто по привычке.

То, что сейчас происходило на улицах Дублиса назвать нельзя было никак иначе, кроме как "из крайности в крайность". Теперь Изуми уже сама себя корила за то, что помчалась навстречу бедняжке-химере, хотя, конечно, никакая химера не являлась бедняжкой, но... Теперь эта ситуация выглядела еще и потешно. Наверно химера считает, что ее окружают полнейшие идиоты. Ладно то эти юнцы, но я то, эх, печаль-беда, - Кертис вздохнула и покачала головой, проведя ладонью по лицу. Позор. Позор на ее седую голову.
- Думаю, это уже неважно, как ее зовут, так как ее нельзя оставлять в живых!
Еще один громкий хлопок по лицу. Отлично. Идеально. Теперь, когда Изуми, плюнув на все свои моральные правила, таки пожалела химеру, этот светловолосый мальчуган решил пристрелить ее. Изуми молча вскинула голову кверху и грустно посмотрела на небо. Эй, Истина, что за чертовщина тут творится? Может поможешь? Живое создание спасаем, как-никак. Но небо все так же голубело и молчало. Кажется Истине плевать хотелось на все это дело, либо он наблюдал за таким цирком, успев запастись едой, ибо такое зрелище длится будет долго. Ну, по крайней мере Изуми сделала бы тоже самое, если бы была местным божком.
Ладно-ладно, успокоимся... Представим, что все в порядке! Рядом со мной нет говорящей химеры, нет двух оболтусов, мой таз все еще цел, и никто не хотел проделать в нем дырки... Ай, ладно, зачем я себя убеждаю, в конце концов эта дурная компания никуда не денется. Ее, как дырку в тазе, алхимией не заделаешь.
Хотя конечно можно было бы устроить тут небольшую встряску земли и сбежать в темноту (какая темнота, светло на дворе), громко хохоча, однако Кертис тут же откинула этот план. Он, конечно, пригодный, но не в том она возрасте, чтобы такое устраивать. Вот было бы ей лет... лет... столько же, сколько и ее ученику Элрику-старшему (язык не повернулся назвать его "Стальной Креветкой, как сделал это кто-то в баре, хотя Кертис оценила сей неимоверно тонкий юмор (такой тонкий, что шутник получил по морде тазом, этим же самым, кстати)). Ну так вот. Было бы ей столько же, сколько и Эдушке, она могла бы с легкостью такое провернуть.
- Так. Всем замолчать, - женщина грозно сверкнула глазами, показывая, что тем, кто ее сейчас не послушает, будет очень больно. - Итак, сейчас мы все имели честь лицезреть эту химеру, которая так и не успела нам представиться из-за одного светловолосого товарища, - такой тонкий намек, аж ужас. - Сейчас все мы дружно затыкаемся, берем эту химеру и тащим ее куда-нибудь в больничку. Не потому что "собачку жалко", а потому что вы, два балбеса, сначала подумайте, что Са... Эта химера может привести нас к ее хозяину. Быть может, он государственный алхимик. А как говорящих сирен получают? Верно - из человека и животного. Так что мы можем обличить одну военную псину, - Изуми одним лишь взглядом дала химере понять, что если она не знает своего создателя, то лучше молчать. Потом вдвоем разберутся, не при этих мальчишках.

Вообще, Ал всегда любил наводить панику без повода: вот всегда так было. Поэтому, не удивительно, что и сейчас он умудрился за минуту-две, пока Эдвард нес его в комнату, надумать самых страшных версий того, что же произойдет дальше. Ах, сколько трагизма в них было! Но ни процентик не оправдался: напротив! Альфонсо даже запаниковать по третьему кругу не успел, как вдруг оказался в теплой постели. По телу пробежала неприятная дрожь, а глаза жутко заболели. Но не от того, что Элрику захотелось спать. Нет, просто его тельце, судя по всему, очень любило болеть по поводу и без от малейших перемен в обстановке. Видать, тут сказалась резкая смена яркого света и кромешной темноты.
Сейчас ничего не было видно и Альфонсо понятия не имел, где же Эдвард (а тот уже и ушел из комнаты). Ал старался дышать как можно тише: неподалеку слышался какой-то шум. Пожалуй, слишком тихий и отдаленный, но это был единственный источник звука... Хотя, нет! Вон, за окном залаяла собака. Затем послышалась чья-та ругань. Еще шум... Теперь, из-за этого, разобрать какие-либо звуки здесь было практически нереально. Тем более, что сердце начало вдруг колотиться. А еще и мысли эти, не самые радужные, надо бы сказать, тоже дело свое делали. Отчего-то, страх не проходил. Такая тихая и почти не ощутимая паника: словно пантера, тихо и незаметно крадущаяся мимо растений, чтобы, когда наступит время, вцепиться жертве в глотку. Что будет, когда это произойдет? Вряд ли что-то существенное: по крайней мере, Эдвард уж точно этого не заметит.
И сдерживать дыхание слишком долго не получилось: совсем скоро Элрик сорвался на обрывистый и шумный вдох и выдох. С явной опаской он старался успокоить себя, мол, раз раньше больно не делал, то и сейчас ничего не сделает, верно?.. Ох, какая же слабая отмазка! И не подействовала ни черта.
И тут случилось нечто почти невозможное и, одновременно, невообразимо глупое: Альфонсо допустил мысль о том, что его братика уже убили. Сердце екнуло, а в голове пробежал просто целый табун "Нет", заправленный в формулу геометрической прогрессии.
Этого же не может быть... Зачем тогда его живым держат? Ведь в этом нет смысла!
Логичные мысли, но они не действовали. Альфонсо метался между "Это всё не правда" и "Почему я тогда до сих пор его не видел?". Метался. Когда мысли перескакивали на второй вариант, Ал усердно пытался переключиться на что-то иное: на поездку, вспомнить, что же произошло раньше, черт, что угодно, лишь бы не думать об этом!
И тут вернулся он. Дверь открылась и у Ала перехватило дыхание от ужаса. Слабый свет с улицы освещал силуэт вошедшего: это был огромный и мощный человек. Его шаги были такими тяжелыми, что Альфонсо затаил дыхание от шока - каким же весом надо обладать, чтобы так громко ходить!
Но незнакомец не обращал на Альфонсо никакого внимания. На момент, Ал даже подумал, что о нем забыли. Разумеется, это было бы прекрасно, но... Это не могло было быть правдой.
Эдвард копошился в своем чемодане, чтобы не помереть с голоду, а Элрик вновь и вновь прокручивал в голове все виды орудий пыток, какие он только знал. Алхимик младший уже давно покрылся холодной испариной, а сейчас и вовсе начал дрожать. Вероятно, организм Элрика счет такую сильную дрожь за движение, и в наказание заставил мышцы - плечевые и спинные - побаливать, как после часовой тренировки.
И тут Эдвард поднялся, оказавшись очень и очень близко с кроватью. Альфонсо с ужасом смотрел на его застывшую фигуру - почему он ничего не делает, почему он просто стоит?.. Думает, как лучше убить или еще что?..
Но ни то, ни другое. Эдвард вдруг завалился на кровать. Право, Альфонсо бы точно сейчас взвизгнул от страха, будь у него такая возможность! Эд тихо и мирно засопел, а Ал сжался, словно выжатая половая тряпка. Он вслушивался в дыхание брата, осторожно и с опаской наблюдая за каждым его движением. Разумеется, Эдвард не двигался: он ведь устал и сейчас спал без задних ног. Но лунный свет сыграл свое дело: своими лучами он резво и весело вырисовывал тени на силуэте алхимика старшего. И Алу было этого достаточно, чтобы подумать, что его "мучитель" двигается.
Нет, Альфонсо сегодня точно не уснет. Во-первых, он выспался в поезде. А во-вторых: это так опасно! Стоит закрыть глаза - и этот человек тут же воткнет нож в глотку! И не важно, что до этого он даже не ударил! Он - страшный и злой, и он точно сделал больно братику!
Альфонсо точно знал это. Так подсказывал его животный страх в совокупности с бурной детской фантазией.

- Да я в порядке. Тот человек, ненормальный или нервный слишком. Похоже, он и привез нас сюда. Другого объяснения у меня нет, - ответила на вопросы Лео Уинри, осматривая помещении, в котором они находились. - Не понимаю, зачем он привез нас сюда, если только… - продолжила говорить Уинри, но страшную догадку не стала озвучивать. Это было и так понятно. Вряд ли их привезли сюда для того чтобы пошутить или запугать. Это была бы самая хреновая шутка в жизни Лео...
" Ни за что и никогда не поверю, что я встречу свой конец именно так. Это слишком жестоко для такого хорошего парня, как я. Что я такого сделал, чтоб встретить свою смерть в этом заброшенном подвале? Это определенно не конец. Я должен спасти ее и себя." - думал парень, пока его не прервала речь Уинри:
- Ладно, выберемся. Просто надо как-то растянуть веревки, а потом поискать выход отсюда.
А она не такая, как обычные девушки. Другие бы уже бились в истерики и раздражали, накаливая обстановку. - улыбнулся Лео и подумал, как бы они могли выбраться.
Скрипнула открывшаяся дверь и Лео сразу посмотрел в сторону маньяка. Он не был так уж сильно напуган, но некий страх все же имелся. Парень смотрел на похитителя своим обычным взглядом с небольшим напряжением. Вальдес увидел в руках маньяка нож и подумал, что это слишком банально.
Отчего-то мужчина разозлился и стал преодолевать расстояние между Лео и собой. Быстро сделав это, он сразу же врезал подростку в кадык, отчего тот начал задыхаться и кашлять, но даже после этого его не оставили в покое, как надеялся Лео. От последующего, не менее слабого удара, стул Вальдеса, как и он сам, чуть не упал на бок.
- Стойте! Что он вам сделал?! - кричала блондинка.
Что-то скрипнуло и затрещало. Этот звук привлек побитого Вальдеса, который краем глаза увидел, что веревка чуть порвалась.
"Еще чуть-чуть... Отвлекись на что-нибудь..." - мысленно просил Лео, понимая, что если он и разорвет сейчас веревки, то его прихлопнут, как муху, ведь он был не так силен, так еще и побит. Легче напасть неожиданно и желательно прихватить что-нибудь тяжелое.

Осень — это романтика.
Дни становятся всё короче, а наполняющиеся прохладой ветер и воздух вынуждают всё чаще задумываться о том, чтобы  выходя из дома, не забывать захватывать с собой старый пиджак или драповую куртку, а то и вовсе одевать под них жилет. Это только кажется, что простуду схватить не легко, а на деле: как свистнуть.
Осени старая пряха с глазами-звездами под набрякшими веками-тучами скоро начнет выплетать свой ковер иглами дождей, нитями тропинок и паутинок, бусинками листвы, которые цветными и радостными клубками разбегутся от нее в разные стороны, путая узор.
И вокруг – робкая, хрустально хрупкая тишина. Длинные тени, окруженные лунным серебристым сиянием, ложатся под ноги, а приятная прохлада обнимает за плечи своими невидимыми руками. И всё вокруг спокойное, сонное и словно даже замершее в ожидании чего-то.
Осень только месяц как наступила и ещё будет мучиться, ломать игры дождей, наставлять на нос очки Времени, гонять от себя ветер-шалунишку; рвать нити, путать узор на холсте земли, меняя гамму…
Чувственной вакханкой, бесстрашной танцовщицей пронесётся осень по ветвям, душам и лицам под звуки яростной скрипки и тамбурина, одевая свои владения в золотисто-желтое, вишнево-красное, темно-зеленое.
Погода изменит свой цвет, и жизнь установится в желтой краске опавших листьев – то будет смерть природы и восстановление отмирающих чувств. Ветер раскачает рябину из стороны в сторону. Красные бусины будут рассыпаться звездами в отмирающих клетках животрепещущих деревьев.
И пожелтеют листья. И упадут они на землю. И там они и останутся. Навсегда.
Осень будет страдать, пытаясь создать Гармонию, не ведая, что уже сотворила её.
Парк вокруг стоял прозрачный и обманчиво пустой. В прочем, нет… не обманчиво. Среди ночи едва ли найдутся желающие прогуляться по его аллеям и дорожкам вдоль. Можно смело ступать, не опасаясь ничего, если только, конечно, пожелавший прогуляться не будет бояться темноты. Но Джон не боялся. Что такое темнота в сравнении с самым ослепительным светом?
«Вот идет по свету человек-чудак, сам себе печально улыбаясь,  —  прервав насвистываемый незатейливый мотив Кольт, зевнув, потянулся, подняв руки вверх, к темному небу усыпанном бисером ярких звёзд».
Что было страшнее, усталость или боль посилившаяся в руках после того как начальник, та ещё падла, загонял их до полусмерти, Джон не знал. Точнее, не определился. Но самым паршивом было фактическое отсутствие желания сна. Зевнуть – это одно, а ты пойди и усни… Хотя, казалось, впахав как конь, засыпать будешь без задних ног, но дудки. Или это так полуночной образ жизни и сон по три-четыре часа сказывается? С этаким  намеком от организма, мол, я хозяин, привык, но ты всё равно дурак.
«Надо что-то менять… — Да только что тут изменишь? — Работу?»
Легче не работать вовсе. С одной стороны, это было возможно… С одной. Но так рисковать Кольт бы не стал. Лучше уж работу сменить, она ж не жена, чтобы быть одной-единственной избранницей на всю жизнь. Хотя ладно, некоторые и жен меняют, что уж сравнивать тогда? Жалко было только с сотоварищами расставаться. Ребята хорошие. Душевные. Не злые.
«Не злые… Но иногда могли бы и уметь держать язык за зубами, — так вот, например, бесконечные остроты в адрес его утренней невыспатости и помятости перестали быть чем-то необычным».  Они вошли в привычку. И никто ж не верит, что это бессонница! Хотя ладно, пусть думают, что он действительно по барам, кабакам да бабам шляется.
«Делом бы хоть полезным занялся, раз уж не спишь… — Но ни на что подобное не тянуло». Душа требовала спокойствия и умиротворения. Хотя календарные даты все более настойчиво напоминали, что пора бы перестать просиживать на ровном месте и уже определиться, как стоит действовать. На примете было несколько крайне интересных лиц, и информацию удалось получить отнюдь не легко и просто, но… что-то неясное, словно заслонившая солнце тень, на грани интуиции и шестого чувства, мягко вынуждало Инквизитора лишь думать о том, что стоит сделать. Он раз за разом прокручивал в голове всю имевшуюся информацию, сверял факты, проверял возможные планы действия и всё равно не действовал. Перед глазами так и стояла газетная статья, заголовок которой красноречиво цитировал «Никогда не найдете!».
«Никогда… — Слишком жестокий жест для того, кто хотел бы выступать для него доброжелателем». С одной стороны, Кольту не нравилось, что кто-то вообще решил подражать ему. Он уже устранил двух своих «учеников» и так называемых «последователей», но то были детские игры в сравнении с тем, что сейчас взбрело кому-то в голову. Даже не взбрело… Ударило и по шарам. Но если посмотреть на ситуацию с другой стороны, то помимо еще большего отемнения его и без того не самого доброго второго имени этот кто-то мог быть тем, кого поймают вместо него. Хорошо это или плохо? Если фанатик – дилетант, которого поймать удастся, то нет.  Он честно и радостно скорее всего признается, что это он – Инквизитор, весь из себя единственный и неповторимый, а власти будут рады, что поймали опасного маньяка. Город и его жители вздохнут с облегчением. Но ненадолго. Ровно до тех пор, пока не станет ясно, что была совершена ошибка. Ну или выдвинут предположение, что это фанатичные последователи бушуют и намекают, что дело их Учителя будет жить в веках, что куда как логичнее для тех, кто сидят там, наверху. Кто же любит признавать ошибки? «А если нет?» Если этот тип окажется «хитер, быстр и дьявольски умен», то дело пахнет керосином и он доставит ему не мало проблем.
Хотя, на чистоту, проблемы уже начались. Кольту и без того совсем не нравилось, как многие трактовали действия Инквизитора.
«А ведь месяц, считай, прошел… — И это значит, что если ход не сделает он, то его предпримет тот, другой, Инквизитор».
С одной стороны, можно ничего не предпринимать и наблюдать. Понадеяться на то, что этот неизвестный совершит ошибку и его удастся вычислить и найти. Но, черт возьми, насколько это реально? В своих собственных действиях Джон прослеживал логику, а вот в чужих – нет.
И с ещё одной стороны, почему бы не попытаться использовать действия этого шута? Это ведь реально, если хорошенько пораскинуть мозгами.
«В голове его какой-нибудь пустяк, с сердцем видно что-нибудь не так… — Вздохнув и остановившись, мужчина уселся на ближайшую лавочку укрытую тенями и, запрокинув голову, посмотрел на луну, словно та могла дать подсказку или дельный совет. — Может уехать?»
Оставаться на одном месте всё равно опасно и чревато. Так почему бы и нет?
«Мальчишку здесь нашли… — Ответ очевиден». За свои ошибки, а это пугало маньячное его ошибка, нужно платить. А в его случае – пытаться самому их исправлять.
«А-а-а? — Кольт замер, прислушиваясь к тишине. Послышалось ли? Но показавшийся звук шагов больше не повторился. — Тебе просто нужно хорошенько выспаться, дружище. А то на призрака уже пох… Да нет же, ну точно!»
Оглядевшись по сторонам, Джон позади себя по аллее, там где сам до того прошел, никого не заметил, а вот впереди, в отдалении, там где она пересекалась с несколькими лентами-дорожками словно бы даже мелькнула тень.
«Тень среди теней. Поэтично, ничего не скажешь, — по нервам, как проводам, скользнуло напряжение». Вместе с легкой мыслью о том, что просто кому-то ещё не спится, Джон поймал ту, которая показалась ему более здравой. «А если “Инквизитор”?» Если у него рука на детей поднялась, то парк ведь будет отличным местом для поиска новой жертвы. Тихо, спокойно, совсем безлюдно. И кого-то ведь, как его самого, сюда  да занесет нелёгкая.
«Интересно, я похож на жертву? — Джон попытался увидеть себя со стороны». Внешне угрозы явно не представляет, шатается тут, полуночник несчастный… Да, вполне похож.
«Так что, на ловца и зверь бежит? — Хотя незнакомое положение вещей не вселяло полной уверенность в происходящем». Поднимаясь на ноги, запуская руки в карманы и почувствовал себя спокойнее, когда ладони коснулся холод складного ножа.
«Раз, два, три, четыре, пять… — Быстрым шагом направившись туда, где он видел человека, а затем, заметив и самого человека, Джон в мыслях чертыхнулся».
Девушка. Обознался, выходит. Да и не бывает такой нереальной удачи. Зато он сейчас выглядит, наверное, как самый настоящий маньяк.
«Что делать? — Можно свернуть в другую сторону, ничто ему не мешает и просто уйти». Он её и пальцем не тронул, это раз…
«А где гарантия, что тот, другой, не тронет? — Нет». Нет-нет-нет, вот не нужно сейчас только вот этого… Геройство — бесполезная трата времени.
«На твоей совести будет, Джон… — Что он теряет?» Ничего.
— Эй! — Окрикнув незнакомку, Джон, выпустив из рук нож, высунул руки из карманов. Руки у него пусты, в прямом смысле чисты и угрозы он из себя не представляет. Верно ведь? — Вам помощь не нужна?
Ну не предлагать же познакомиться среди ночи. А так, спишет все на то, что ему показалось, что у неё проблемы… Такой вот он сердобольный и впечатлительный.

Ночь - самое таинственное время суток.
Именно в ночной тьме стирается любая граница между земным и небесным, между реальным и паранормальным, между жизнью и смертью. Царство Ночи - манящее своей таинственной красотою и силой время. Оно может одновременно пугать внезапно раздающимися в тишине звуками, которые какая-нибудь особо впечатлительная натура может принять за происки существ из старинных легенд, а может очаровать своими казалось бы танцующими тенями и изменившимися очертаниями обычных вещей, которые в свете дня не могут казаться чем-то неземным. Это полное покоя или же радостного ожидания нового дня время. Время, когда все преображается и меняет свои привычные формы. Даже люди под покровом ночи меняются. Человек, окутанный бархатом ночного времени суток, становится честнее перед самим собой, начинает размышлять о жизни и судьбе, да анализировать свои поступки. Конечно, если этот самый человек страдает бессонницей.
Скайлер, например, страдала. Впрочем, с её-то фамилией это совершенно не удивительно. "Гуляющая в ночи". Не нужно быть особо проницательным, чтобы уловить иронию между плывущей, словно туман, по ночному парку молодой девушкой и её фамилией. Миловидная аловолосая дева просто не могла уснуть. Стоило ей донести свою голову до подушки, как перед внутренним взором вставал образ недавно зверски убитого ребенка. И надпись, выжженная (!) на спине несчастного мальчика. "Никогда не найдете". Все без малейших колебаний решили, что это сотворил маньяк, называющий себя Инквизитором. Скайлер же что-то во всей этой развеселой истории смущало.  Этот мрачный тип - без сомнений тот ещё зверь, привыкший уродовать своих жертв, но раньше он никогда детей не трогал. И что же теперь его заставило подобное совершить? Так может быть этих "Инквизиторов" несколько? Но Найтуокер поспешно отогнала эти размышления. Ей была противна уже сама мысль об этом уроде. Как личность, имеющая очень развитое чувство справедливости, девушка всем сердцем желала лично поймать и убить эту сволочь. Однако этот урод очень умело скрывался, не было никаких зацепок, которые хоть как-то бы проясняли его местоположение. А ведь прошел уже месяц со смерти ребенка, а значит вскоре можно ждать новой жертвы этого психа.
"Отличные мысли ночью, Скай." - покачала головой девушка. - "И ты из-за желания спасти жизни других людей пришла как раз в то место, где этого бедного ребенка и нашли? Надеешься, что этот маньяк, возомнивший себя Азраил, кинется тебя убивать?  Тоже мне, жертвенный агнец!"
Найтуокер подняла взгляд на небесное полотно, усеянное блестящими  точками бесконечно далеких светил, словно надеясь, что холодная, льющая на парк свой хрустальный свет, луна даст ответы на все её вопросы.
"Ночь издавна считалась временем мертвецов, временем, когда истончается грань между Миром Живых и Царством Мертвых. А луна называлась Солнцем Мертвых." - пронеслось в голове у аловолосой.
И хотя к подобным легендам алхимик всегда относилась с скептичностью, было в них что-то такое, что заставляло холодеть кровь в жилах. Чтобы отвлечься от подобного рода мыслей, Скайлер остановилась и принялась разглядывать пустой парк, словно чтобы просто убедиться, что душа мальчика сейчас не здесь. Тихий шепот ветра, умиротворяющая музыка ночи, состоявшая из природных нот шелеста травы, редких птичьих трелей и перекликающихся сверчков, едва уловимое, мерцающее недалеко бледным светом озерное зеркало - все это было окутано темнотой и сонным спокойствием отдыхающей природы. Ничего необычного. И чего она так переволновалась?
- Эй! Вам помощь не нужна?  - эту гармонию неожиданно разрушил голос какого-то парня.
Парень. Ночью. В парке, где месяц назад совершилось убийство. Обычно реакция Скайлер на внеплановые внешние раздражители была простой - кинжалы в руки и вперед! Вот и сейчас, когда мозг обработал информацию и сопоставил некоторые штампы со стереотипами, все случилось по стандартному сценарию. Девушка быстро обернулась к говорящему, резким движением выхватила парные кинжалы из голенища сапог и приняла  удобную, достаточно изящную для боя стойку. Эх, жаль, что она перед выходом не переоделась, ведь сражаться в платье будет не очень удобно. И вообще, почему она взяла с собой такую помеху бою, как рюкзак? Чем она вообще думала?
Впрочем, возможный противник с первого,да даже с десятого раза опасений не вызывал. Достаточно молодой худощавый мужчина с острыми чертами лица, говорящие о том, что хотя бы один предок у него вел свою родословную из Драхмы. Скайлер перевела взгляд на его руки. Пусты, никакого оружия или ещё чего подозрительного не было видно. Найтуокер опустила кинжалы, однако насовсем их убирать не спешила. И хоть мужчина не особо вызывал подозрений, она ещё с детства научилась не судить о книге по обложке. А недавние события показали, что если человек бродит один ночью в парке, где был обнаружен зверски измученный психом-маньяком человек, то он либо способен доставить возможному противнику парочку неприятных минут, либо безумец, либо тот самый псих.
- Очень похоже, что мне нужна помощь? - спокойно спросила девушка, однако тактично предупредила, вертя в руке один из кинжалов - Однако если вы рискнете мне что-нибудь сделать - она точно понадобится вам.
Пусть он не обманывается её внешним видом, Скайлер точно сумеет за себя постоять.